Рубин из короны Витовта - Николай Дмитриев

Сначала Пьетро не мог догадаться, зачем Макропулосу, у которого был свой драгоман[104], ещё один переводчик, и только прибыв с греческим караваном в Луческ, сообразил, в чём дело. Сразу после обустройства купец велел Пьетро болтаться по улицам, прознавать, о чём судачат мещане, и рассказывать ему всё услышанное.

Пьетро охотно принялся исполнять поручение, и чем больше он толкался по городу, тем больше город удивлял его своей необычностью. Глубокая речка сразу двумя широкими рукавами огибала остров, где и был построен Луческ Великий, а добраться до въездной башни можно было только по длинному деревянному мосту, который пересекал пойму.

Благодаря этому грузовые челны, ежедневно приходившие сюда, могли приставать чуть ли не вплотную к домам и даже в случае необходимости заплывать в сам город, поскольку широкий полноводный ров отделял городские постройки, теснившиеся за стенами, от Верхнего замка, южной резиденции великого князя Литовского.

Больше всего Пьетро нравилось отираться возле речной гавани. Люд здесь собирался словоохотливый, и оттого узнать тут можно было гораздо больше, чем в городе. Вообще-то сюда приплывали набойные челны[105] и дубки[106], доставлявшие припасы в город, а вот товары везли узкие, хищноносые «чайки» с длинными вёслами по оба борта и большим парусом на мачте.

Вот и сегодня, обойдя майдан, Пьетро спустился к пристани и сразу увидел «чайку», которая только что ткнулась носом в берег. Он попытался подойти ближе, но едва ступил на мостки, которые для удобства разгрузки заходили далеко в воду, как перед ним возник какой-то пьяный и, мешая пройти дальше, дерзко спросил:

– А ты кто?

Что-то в интонации незнакомца не понравилось Пьетро, и поскольку портовые стычки были ему никак не в новинку, он так же дерзко ответил:

– А ты сам кто?

– Я бобровник Скочеляс! – человек пошатнулся и едва не свалился в воду, но Пьетро успел удержать его.

Неизвестно, что показалось Скочелясу, только он дёрнулся и изо всей силы толкнул Пьетро.

– А ну пшёл с дороги!

Такого Пьетро стерпеть не мог, но только-только он успел замахнуться, как Скочеляс в боевом запале так тряхнул противника, что сорочка у того порвалась от ворота до подола. Это было уже слишком, и Пьетро очертя голову полез в драку. Они изо всех сил колошматили друг друга и, кто его знает, чем бы всё кончилось, если бы их не растащили в разные стороны, и кто-то совсем рядом грозно прикрикнул:

– А ну прекратить!

Обернувшись, Пьетро узнал пристанского тиуна[107] и торопливо пояснил:

– Я Пьетро Мариано, толмач пана Макропулоса…

Услыхав это имя, тиун несколько поменял тон и почти спокойно обратился к Скочелясу:

– Ну а ты откуда взялся?

– Я человек пана Вилька!.. Понял?.. Я… – Скочеляс был изрядно пьян и пёр буром.

Тиун отвесил нахалу затрещину, и один из очевидцев тут же показал на Скочеляса:

– Пане тиун, это он прицепился к человеку…

Такое свидетельство было весьма своевременным, и тиун, который скорее всего знал, кто такой Макропулос, и не ведал, кто такой пан Вильк, обращаясь к своим людям, приказал:

– Ведите их за мной!..

Позднее, уже поднявшись от пристани на замковый холм, тиун обвел взглядом городской майдан и ткнул кулаком Скочеляса:

– Ну, говори, разбойник, где твой пан Вильк.

От доброй встряски Скочеляс начал малость соображать и, поняв, что теперь не до шуток, смирненько повёл тиуна и трёх сопровождавших его людей сначала вдоль монастырской стены, а потом, свернув за угол, на главную улицу. Подойдя к двухэтажной каменице, Скочеляс задержался у входа и, открыв двери, зашёл в дом.

Пришедших встретил сам пан Вильк, выглядевший в домашней одежде затрапезно, что сразу бросилось в глаза. Когда Скочеляс, обращаясь к хозяину, заскулил, тиун без церемоний снова двинул пьянчужку по затылку и рявкнул на Вилька:

– Твой человек?

Взгляд тиуна не обещал ничего хорошего, и Вильк сразу прикусил язык.

– Отвечать придётся, – перешёл к делу тиун и, указывая на разорванную сорочку Мариано, пояснил: – Вот видишь, что твой слуга натворил…

Однако пока Вильк ошеломлённо хлопал глазами, не зная, как ему быть, сверху, со ступенек, что вели на второй этаж, долетело:

– Что там происходит?

Вопрос был задан таким властным тоном, что все разом посмотрели на пожилого человека, одетого в дорогие меха, который не спеша спускался по лестнице. А тот, придирчиво оглядев собравшихся и безошибочно сориентировавшись, обратился к тиуну:

– Я Теодор Мозель, а то – мои люди. Что случилось?

– Ваша милость, – тиун сразу смекнул, кто тут главный, и показал на Мариано, который всё это время стоял молча. – Это толмач пана Макропулоса, а ваш, как его… Скочеляс ни с того ни с сего напал на него…

Какое-то время Мозель оценивающе смотрел на Мариано и было заметно, прикидывал, как поступить. Потом, очевидно приняв решение, красноречиво глянул на тиуна и, уже обращаясь собственно к Мариано, негромко и рассудительно сказал:

– Пане толмач, я вижу, какая с вами случилась неприятность, и, так как в этом безусловно виноваты мои люди, я конечно же компенсирую вам убыток. Больше того, если вы проведёте меня к пану Макропулосу, то я лично принесу извинения за случившееся…

Сказав это, Теодор Мозель сделал паузу, а потом, так и стоя на лестнице, начал развязывать кошель…

Удивительным образом, но стычка Скочеляса с толмачом Макропулоса оказалась Мозелю на руку, и он даже особо не ругал бобровника. Ещё бы, благодаря этому случаю, купец получал вполне оправданный повод самому заявиться к Макропулосу и, присмотревшись ко всему собственными глазами, сделать надлежащие выводы.

На самом деле Мозель, хоть и считался купцом, прибыл в Луческ Великий ради того, чтобы ближе познакомиться с южной столицей Великого княжества Литовского, прознать, кто здесь живёт, и вообще выведать как можно больше про то, что там делается. Именно поэтому грек из далёкой Византии все больше привлекал внимание Мозеля.

За те дни, которые купец пробыл в Луческе, он успел узнать многое и всё больше склонялся к мысли, что в дальнейшем этому городу уготована особая роль в будущей державе Витовта. От проницательного купеческого взгляда не могли укрыться на первый взгляд незначительные, но многочисленные мелочи, говорившие о том, что Витовт стремится стать самостоятельным владетелем.